ЗАГОВОРЕННЫЙ

- Полковник Вольсман, сотрудник тайной службы СД, водитель вашего танка.

У Ганса округлились глаза.

- Не удивляйтесь, лейтенант. Нам выпала честь помогать вам в важнейшем государственном задании.

- Нам? Кто же еще?

- Полковник Штольман, с которым совсем недавно я имел честь пригубить баварского шнапса. Он рассказал мне о вас многое, и я, полковник секретного отдела СД, горжусь тем, что попадаю под ваше командование.

Немного оторопев, Ганс почувствовал, как в его душе вновь рождается ураган огромной силы и невиданной мощи. Челюсти его сильно сжались, а глаза хищно прищурились. Глубоко вздохнув, он широко улыбнулся. - Да прибудет с нами сила! - выдохнул он и перекрестил шеренгу солдат.

                                                                  ***

...Алексей сидел в задумчивости. Осень набирала силу, и уже было ощутимо холодно. Тяжёлые мысли всё чаще приходили в его душу. Завтра нужно уходить. Необходимо вывести людей из окружения. Их отряд состоял из двух десятков военных и нескольких гражданских, которых они подобрали по пути. До его хутора было каких-то 20 км, и очень хотелось бы увидеть семью. Также в сердце тяжёлой мыслью была необходимость спрятать молодую жену, у которой очень скоро должен был появиться первенец. Неизвестность пугала Алексея. Нужно немедленно отправиться в Яблочки, но жизнь нескольких десятков людей теперь зависела напрямую от него, ведь только он, местный егерь, мог безошибочно определить единственно верный путь для прорыва…

Что же делать. Что же...

И тут в его душу зашло приятное спокойствие. Словно ласковый лучик утреннего солнца осветил сердце Алексея и подарил ему радость. Четко почувствовав прилив радости и уверенности в себе, Алексей решил не медлить, и оседлав самую резвую кобылу, вмиг умчался в сторону Яблочек, не думая об опасности…

Эриофан переживал вместе с Алексеем. Сердце верного ангела объяла грусть и сожаление. Видя, что Алёшке всё хуже, он не выдержал его страданий и отделил частичку своей субстанции от ангельского сердца - передал его человеку, что всегда противоречило его правилу: делиться энергией с людьми. Благодаря этому, Алексей, используя прилив душевных и физических сил, принял быстрое и уверенное решение съездить в Яблочки. Когда Алексей запрыгнул на лошадь, Эриофан, едва поспевая за ним, помчался на некоторой высоте прямо через густой лес. Его не было видно обычным взглядом, но чтобы передвигаться в физическом мире, ему пришлось изменить субстанцию эфирного тела, поэтому скорость его была ограничена, и он едва поспевал за Алексеем. Вороны, гнездившиеся на деревьях, в панике разлетались от невиданного прекрасного Нечто, которое они хорошо видели, в отличии от людей.

                                                                ***

Группа Ганса выехала рано утром из недр завода, на котором ремонтная группа переделывала технику. Первым громко завелся танк, но, как с удовлетворением заметил Ганс, не выдал ни одной клубы темного дыма, который обычно сопровождает запуск двигателя. Вместо этого, до его обоняния дошел легкий бензиновый дымок, вмиг растворившись в воздухе.

Полюбовавшись, как разгазовывается танк, он кинул взор на свою группу. Ефрейтор давал последние наставления бойцам, которые выстроилась позади пехотного автомобиля. Солдаты были отлично экипированы и вооружены до зубов. Бодрые, целеустремленные лица внушали уверенность в том, что на этот раз Заговоренному не выжить. В сознании Ганса мельком пробежала мысль с воспоминанием о том случае в доме егеря, непривычным холодом окутав сердце Ганса. Он вздохнул, и набравшись уверенности, улыбнулся. В этот момент к нему подбежал ефрейтор.

- Господин лейтенант. Всё готово!

- К чему готово, ефрейтор?

- К исполнению нашей миссии и выполнению ваших приказов! - бодро ответил подчинённый. Гансу понравился уверенный ответ, и он помахал рукой стоящим у ворот завода группе офицеров. Потом, повернувшись, резко опустил руку с громким возгласом: Поехали! После чего, он быстро нырнул в тело командирского танка, который разогревшись, с нетерпением рычал, ожидая своего пассажира. Группа тронулась с места. Полковник СС с пожарной вышки наблюдал в бинокль за отправкой. Впереди и по бокам колонны было по одному мотоциклу сопровождения. Позади - пехотная машина с диверсионной группой, а за ней - еще один легкий танк сопровождения. Через миг вся эта масса людей, техники и оружия медленно двигалась, словно пробуя свои силы. В некоторый момент, мотоциклисты, которые были в авангарде, резко увеличили скорость. Синхронно за ними, вся техника перешла на их режим скорости. Наблюдая за группой, полковник СС отметил, как в его груди разливается чувство удовлетворенности, которое продержавшись немного, уступило место тревожному страху.

- Что же это за заговоренный такой, думал он. И весь этот шум, который идет от самого фюрера. В этом что-то есть. Такое чувство, что от Шнафдера зависит многое. Что именно? Да кто его знает...

Чтобы не форсировать разлившийся по телу и разуму неконтролируемый страх, полковник резко сбежал по ступеням вниз и направился в штаб, надеясь работой выбить из души неприятное чувство...

По полям, прилегающим к заводу, двигалась диверсионная группа лейтенанта Шнафдера. Техника сопровождения в составе лёгкого танка и трех мотоциклов вскоре отстала, оставив посреди русских полей две единицы техники и полтора десятка солдат. Группа двигалась на запад. Куда именно - никто не знал. Никто, кроме Ганса...

Уже смеркалось, когда он из смотровой бойницы заметил одиноко идущего посреди дороги человека, ступающего нетвердой походкой. Судя по всему, человек был сильно пьян. Колонна сбросила скорость и двигалась уже на малом ходу - на некотором отдалении от этого человека, которому, похоже из-за его весёлого состояния, было всё равно, что за ним происходит. Пьяный мужик горланил песню и медленно шёл, размахивая руками. Наконец танк остановился, за ним бронеавтомобиль с группой. Солдаты, быстро выскочив из кузова, мгновенно рассредоточились возле лесопосадки, надежно прикрывая командира от возможного нападения. Но нападать было некому. Кроме пьяного мужика, который шел вдоль лесополосы колхозного поля, вокруг на километры никого не было. Мужик, похоже что-то услышал и с настороженным лицом остановился, силясь что-то понять или расслышать. На лице его отображались разные гримасы пьяного человека. В этот момент к нему кто-то тихо подошел, и он почувствовал на плече руку, одетую в чёрную кожаную перчатку.

- Здравствуй друг - произнёс Ганс и ещё раз слегка хлопнул мужика по плечу. По появившейся легкой улыбке, можно было понять, что человек услышав родную речь, вмиг успокоился, и собравшись с силами, повернулся, отступив на пару шагов. Некоторое время он всматривался в фигуру немецкого офицера, со всеми знаками различия. Вмиг отрезвев, он резко повернулся и быстрым шагом, чуть не бегом, отправился прочь. Позади офицера появились две рослые фигуры, которые через миг приволокли мужика под руки к нему на пару вопросов.

Ганс доброжелательно улыбнувшись, сказал:

- Кто таков? Откуда? Чьих будешь? - говорил он на местном наречии.

- Васька - величать меня. Васька-шнырь. Первый раз чую, что немчура на нашем говорит - отвечал мужик, видимо уже не надеясь выжить. Убить хочешь? - ну давай, стреляй - криво улыбался мужик. - Только выпить дай - не хочу трезвым подыхать.

- Да свои мы, свои - говорил Ганс, думая: вот найдем Заговоренного и точно, будем вам своими...

- Свои мы - повторил он. Выполняем особое задание партии - отлавливаем предателей родины. Мужик, искренне поверив, моментально преобразился, не скрывая своей радости. Он пытался приобнять Ганса, но его тут же за ремень оттянул рослый боец, стоящий за его спиной…

- Может подсобить чем вам, коль нужно, а?

Шнафдер, ещё раз дружеский улыбнувшись, спросил:

- Местный? Зареченский?

- Да! Зареченские мы!

- Заговоренного давно видывал?

- Да видал, как-то, но нет его сейчас, на фронте.

- Он должен был оставить нам записи. Так что он где-то здесь...

- Да на фронте он - вторил мужик.

Ганс кивком позвал одного бойца и что-то ему шепнул. Тот, моментально взгромоздился на танк и передал просьбу командира танкисту. Через миг, оттуда высунулась рука с флягой, которую тот незамедлительно принес лейтенанту.

- Да ладно, мы и сами знаем, как забрать папку. На вот, глотни лучше за здоровье товарища Сталина! - и протянул ему флягу с дорогим баварским шнапсом. Мужик, немедля схватил флягу и сделал несколько жадных глотков. После чего, громко выдохнув, изрек:

- Знатный у тебя самогон, такой мой дед делывал, на яблоках! Сделав еще глоток, он сказал: если так уж важно ваше задание, так тут дом его неподалеку, баба евонная там с дитём, да мать со старухой.

У Ганса всё затрепетало от радости и неожиданной информации, но он не подал вида.

- Вот тут, после бугорка, лес Зареченский, за ним сразу возле речки хутор стоит: Яблочки. Дворов семь там. Оттуда он. Может там, дома у себя, тетрадь твою спрятал.

Воодушевленный неожиданной удачей, Ганс сказал: Василий! Ты оказал неоценимую помощь нашему общему делу, и будешь представлен к награде.

- Да ладно, вот моя награда. Допив остатки шнапса, мужик посмотрел на него мутным взглядом и после неудачной попытки повернуться, со всего размаху рухнул в кусты, что росли вдоль лесополосы. Постояв немного и посмотрев на недвижимое тело мужика, которое аккуратно вляпалась в куст, сказал подчинённым: По машинам! Быстро подошедшему к лежачему мужику бойцу, с целью забрать у него жизнь, Ганс резко отрезал: Нет!! Подобные действия строго по моему приказу, все слышали?

-Да-да-да - негромко пронеслось по цепи солдат. - По машинам, быстро!

                                                                    ***

Остановив коня, Алексей привязал его у пролеска к старой берёзе. Быстро пройдя соседский двор, он зашёл к себе. Бабка сидела на кровати и смотрела в пустоту. Пелагея, в углу под иконой, пряла младенцу ползунки. Так как собаки у них отродясь не было, вошедшего Алексея никто не заметил. Почти ослепшая бабка Анфиса, подняв голову, тихо сказала: пришёл наконец-таки, сорванец. Пелагея, оглянувшись, охнула и выронила из рук челнок прялки. - Алешенька! - Вскочив, она подбежала к Алексею, и обняв его, зарыдала у него на груди.

- Да ладно, маманя, будет вам, полно...

После чего, Алексей увидел сидящего за столом испуганного мальчонку, который исправно поглощал вкуснейшую бабкину гречневую кашу, которую она сварила - несомненно для внука. Чуть поодаль, на скамеечке сидела незнакомая ему женщина, которая увидев вопросительный взгляд Алексея, сказала:

- Ну здравствуй Алешенька. Вот ты какой богатырь стал. Тетка я твоя, наверно не помнишь меня. Бежим мы, касатик, от фашистов - с Украины, с самой Кировоградской области. Из Александровки. Афанасьевы мы... Да ты ж не помнишь - был ты малышом, когда с мамкой твоей - Пелагеей в гостях у нас был. Дай-ка обниму тебя, соколик. Поцеловав в обе щеки тетку, и нежно потрепав за ухо мальчугана, Алексей еще раз кинулся к матери.

- Где Стеша с малым?

- Стешка у Субботиных, прячем мы ее, касатик, - сказала бабка. Негоже в это время на улице находиться. Враг на земле нашей...

Мягко отстранив от себя плачущую мать, Алексей присел к бабке на кровать. Та продолжала:

- Что за время! Вокруг везде немчура проклятая, а ты всё по лесам своим ошиваешься. Почему не ушёл со всеми?

- Уйду, бабань. Не сегодня-завтра все уйдем. Пришёл я за Стешу спросить, да мать обнять...

- Спросил? Обнял? Ну так беги, беги Алёшенька. Чую, сила страшная за тобой идет-гонится, смерти твоей хочет. Уходи. Уходи немедленно...

Бабка взяла Алёшку за руки, и глядя сквозь него, сказала: Алешенька, милый, уходи. Уходи быстрее, чует сердце моё - смерть твоя близка. С этими словами бабки, Пелагея сорвалась в надрывный плач.

- Да будет тебе, Пелашка, жив он еще, жив... уходи Алешка, прямо сейчас уходи.

Алексей, поняв, что с бабкой спорить нельзя, встал с кровати и подошел к рыдающий у окна матери. Поцеловав ее дважды во влажное от слез лицо, он быстро подошел к бабке и встал на одно колено. Взял обеими руками ее левую руку, и прижал ее к своим губам. Смотря ей в глаза, Он сказал:

- Бабаня! Мать береги и Стешу, а я вернусь - ты же знаешь, вернусь...

А бабка всё причитала: уходи милый, уходи...

Алексей быстро вышел из хаты, и оглянувшись, поспешно зашагал к старой березе, где он привязал лошадь. Как только Алексей скрылся из виду, из-за бугорка показался командирский танк лейтенанта Шнафдера, который, окруженный легким облаком синеватого дыма, осторожно выползал на пригорок. В смотровое окно он увидел живописный пейзаж, окруженный заливными лугами. В легкой дымке начинающегося заката, лежал красивый хутор, источающий покой и лёгкую, волнующую радость безмятежного бытия. Усмехнувшись, Ганс поймал себя на мысли, что одно его слово и этот островок мира и благоденствия, превратится в огненную геену, источающую адские языки пламени, сопровождаемого нечеловеческими криками боли и отчаяния. Шнафдера передернуло от этой мысли, настолько она его испугала и впечатлила. Отказавшись от этой идеи, он по радиосвязи подал сигнал автомобилю сопровождения - на малой скорости двигаться в некотором отдалении от них и держать наготове оружие. Приблизившись к хутору, танк заглушил двигатель. Из открытого люка осторожно показалась голова Ганса в каске, которую он всё же отдел после того, как от одного манёвра он больно ударился головой о боковые приборы. Оглянувшись еще раз, он вылез весь, и сняв каску кинул ее внутрь танка. Молодецки спрыгнув, он распрямил плечи и подняв левую руку, оглядываясь, пошёл вдоль дворов, внимательно вглядываясь в огороды и заглядывая в маленькие окна. На хуторе не было ни души и ему начинало казаться, что здесь никого нет. Где-то хрюкнул поросёнок и захлопал крыльями петух. Он понимал, что население хутора не будет встречать его хлебом и солью. Но всё же, ничего не боялся, так как знал, что за ним следят десяток вооруженных до зубов бойцов, которые при малейшей опасности для их командира, превратят эту частичку земного рая в дымящиеся пепелище. Солдаты из группы Ганса залегли за пригорком, направив оружие на хутор, готовые в любой момент нейтрализовать любое движение.

Но где же его дом, - думал Ганс. Он начинал понемногу понимать, что Заговоренного наверное здесь нет. Ничего, ничего - думал он. Заберем его женщину - сам придёт.

Дворы на хуторе были огорожены невысокими изгородями из жердей, и он с легкостью заходил в любой двор и всматривался в обиход жителей. Все дворы были на одно лицо. Небольшие дома были опрятно побелены, никакого мусора и беспорядка. На окнах домов были вышитые занавески.

Почему всё так одинаково - думал Ганс, - эти русские очень странный народ. Все на одно лицо, но разные, как звезды во Вселенной. В тихой старушке Европе, как раз всё наоборот: лица разные, а характер - под копирку. Русские же все разные, я их всё-таки боюсь, так как они непредсказуемы. Но добры и наивны...

Тут его взор привлекла одна из хаток. Она была как все, но что его удивило - во дворе стояла высохшая яблоня, а над входом в дом висела маленькая медная икона, на которой угадывался лик Спасителя. Усмехнувшись своей осторожной догадке, Ганс вежливо постучал в дверь. Никто не отзывался. Он постучал еще раз, уже немного настойчивее. И опять ни звука. Тогда он занес ногу, чтобы постучать далеко не вежливо. Только он собрался это сделать, из-за двери раздался голос:

- Чего дверь ломаешь, всё равно зайдёшь, не спросишь. Шнафдер чуть приоткрыл дверь и в образовавшуюся щель произнес: хозяин дома? И с этим вопросом уверенно вошёл в дом. Убранство хаты моментально и искренне поразила его сердце, и захватило дух. Всё в доме было чужим, но больно восхитило сердце чужестранца. Вышитые занавески, побеленные и расписанные узорами стены, резной стол ручной работы и поразительной красоты плетеные коврики, на которые он не осмелился ступить сапогом и замер у входа. Волнующее душу Ганса убранство русской хаты, венчал изумительной красоты иконостас, с которого на Ганса строго взирали святые.

Хозяин дома? - переспросил Ганс.

- Вон хозяин наш рыжий-усатый под скамейкой спит и лапы лижет. Ганс не понял иронию слепой бабки, которой тот явно не понравился.

- Мужчины в доме есть? - спросил он. И в сумеречном свете разглядел возле слепой бабки, сидящей на кровати, красивую молодую женщину с косой, но всю седую. Старуха почувствовала его взгляд. Поднялась с кровати и подошла к Шнафдеру.

- Не видишь - бабы одни или подслеп немного?

Не замечая едких выражений, спросил: Кузнецовы здесь живут?

- А тебе чего надо? Старуха начала распаляться. – Нет, мы не Кузнецовы. А зачем тебе Кузнецовы или Петровы? Что тебе вообще нужно от нас? Зачем ты сюда пришел? Кто ты такой?

Бабка начала слегка подталкивать Ганса, который начал пятиться назад. Смерть свою захотел встретить? - беги, пока не поздно, а то... - словесную тираду старухи прервал взведённый вальтер Шнафдера, который холодной сталью прижался ко лбу бабки. Одна из женщин, сидящих на кровати, вскрикнула, и перекрестившись, обняла мальчонку, который испуганно взирал на Ганса. Бабка расплылась в улыбке беззубым ртом. - Ну что, давай, стреляй, фашист немецкий. Возьми еще один грех на душу. Сделай свое пламя в преисподней немного пожарче. Шнафдеру прямо на глазах становилось плохо. На висках выступил пот, а рука с пистолетом начала трястись.

- Ведьма! - сквозь зубы произнес Ганс и левой рукой отшвырнул от себя бабку, которая чуть не упала наземь. - Ведьма! - повторил Ганс и поспешно вышел, не закрыв дверь. Но он был профессионал и не позволял себе дать чувствам волю. Быстрым шагом, он вышел прочь от дома и не останавливаясь, поднял над собой указательный палец левой руки и жестом приказал подчинённым собраться за пригорком. Там он построил своих бойцов, к которым присоединился и полковник - водитель танка.

- Господа! Ганс говорил резко и уверенно. - Приказываю всем не вступать ни в какие контакты с русскими, не заговаривать с ними и избегать любого общения. Любые действия, включая поход в уборную - только по моему разрешению! За русскими стоит какая-то сила, но наша сила ничуть не меньше... пока я жив - высокомерно заключил Ганс. Я уверен, он недавно был здесь, я слышу его шаги и дыхание. Шнафдер смотрел бегающим взглядом по лицам своих бойцов. - Он где-то здесь… Я знаю где он! - по машинам! Первым завелся танк, и с необычным ревом кинулся в путь. За ним, на небольшой дистанции последовал автомобиль с диверсионной группой. Во время движения было видно, что он сильно подавлен. Водитель танка поглядывал на Ганса, холодный взгляд которого был прикован к смотровой щели. Они шли на приличной скорости. Поле, по которому двигалась группа, было сплошь усеяно красивыми полевыми цветами, которые гусеницы танка безжалостно вырывали и раскидывали по бокам. Красивый солнечный закат заглядывал в смотровое окно и слепил взор Ганса, от которого тот неприятно морщился. Внезапно он увидел очертания полевого лагеря скотоводов, который расположился прямо на пути их следования. Лагерь был небольшой. С десяток жердей, натянутый брезент и несколько десятков голов овец и коров. По всей видимости, там находился и человек: легкий дымок над лагерем говорил о его наличии, который готовил себе ужин. Лейтенант Шнафдер никогда не отличался страстью к уничтожению, напротив многих его коллег-диверсантов. Но, тем не менее, он приказал водителю прибавить ход и развернуть башню с пушкой на 180 градусов. По радио, он передал распоряжение автомобилю сопровождения увеличить дистанцию до 50 м. Никто из подчинённых не понимал, что задумал их непредсказуемый командир. Через несколько минут, командный танк со всего хода врезался в лагерь, на несколько метров раскидывая в разные стороны несчастных животных. Пастух едва успел спастись в последний миг, заметив невесть взявшийся откуда немецкий танк, который разорил весь его лагерь. Машина сопровождения пролетела следом, окутав останки лагеря черной земельный пылью. Через несколько минут, кавалькада разозленной техники скрылась с места, оставив в недоумении выжившего пастуха, который сразу же кинулся к своим подопечным. На удивление, все овцы остались целы, только у одной коровы был сломан рог. Держа на руках ягненка, пастух смотрел вдаль на изрядно удалившуюся группу Ганса, которая с остервенением выполняла приказ своего командира, стремясь еще до темноты найти Заговоренного...

ЧАСТЬ 9